МЫ НАЧИНАЛИ С «АНДРОПОВКИ»

* * *

Пришла зима в поля пустые –

Благая весть с пустых полей.

- Не узнаю тебя, Россия…

- А ты налей!

Спрячь горечь под облаткой сладкой,

Нам больше нечего терять:

Ни мужичка нет, ни лошадки,

И некому торжествовать.

* * *

Почеши мою тень.

Остальное уже не щекотно.

Пробралась мне в башку

Трудовым иммигрантом мигрень,

Ах, как суетно всё.

Как бесцельно и бесповоротно…

Почеши мою тень…

Почеши мою тень…

Почеши мою тень…

* * *

Как нахохлишься — сразу направо,

Загаси, положи на пенёк,

Как накроется слава, халява -

Пригодится бычок.

Всё закончилось. Сточены лясы.

Хватит корчить придурка.

Ты вернулся напрасно.

Ни пенька. Ни окурка.

КАРЛСОН, КОТОРЫЙ ЖИВЁТ В ПОДВАЛЕ

Мужчина в самом закате сил

Милостыню просил.

Дело житейское, пустяки,

Мимо руки пятаки.

Нет Малыша, негде жить,

Некого низводить,

Что-то он совсем изнемог,

Где же ты его Фрекен Бок.

Некуда бежать молоку.

Некуда идти старику.

* * *

А. Кабанову

Ах, не ври. И при мне не вибрируй,

Не сбивай весь квартал на верлибр.

Отречёмся от нового мира,

Напечатает нас «Старый мир».

Ах, постой, ничего мы не стоим,

Ничего мы не значим нигде.

В отвратительном вечном покое,

Где звезда говорит о звезде.

Вы же знали – мы сами с нулями,

Вы же видели, как мы ушли:

Не касаясь земли костылями.

И вообще не касаясь земли.

* * *

А. Мызникову

Все наши пьянки и лепет детский

Выложат на ютубе.

Я буду Кенжеевым, ты — Гандлевским,

Цветкова у нас не будет.

Мы будем встречаться раз в два-три года

В каком-нибудь месте света.

Ты будешь меня называть уродом,

Я буду терпеть всё это.

Ну, а когда нас оставят силы,

И место дадут в раю,

Тогда ты придёшь на мою могилу,

А я приду на твою.

* * *

Куплю русской водки дешёвой –

Увы мне и ах, поделом –

Китайским заем корнишоном,

Турецким утрусь рукавом.

С чего я так спёкся и сдрейфил?

Работа есть, дом и семья…

Но пахнет сибирскою нефтью

Мой стол и одежда моя.

* * *

Зарекшись от сумо и от трюмо,

Не поступив ни в ГИТИС ни в МГИМО

Как, в общем-то, не поступил бы каждый,

Сижу теперь над рухлядью бумажной,

Проходят дни, короче этих строк,

И важное становится неважным.

Добавь сюда, по вкусу, матерок.

* * *

Наш повар варит борщ, наш повар чегеварит,

Наш повар бородат, банданист и лукав,

И лук в его руках слезу в глазу нашарит,

И защекочет нос набор его приправ…

Всё под его рукой кипит, бурлит, клокочет,

Костёр его – горит, дрова его – трещат,

Он, знай себе, поёт, он, знай себе, хохочет

Поёт – о том, о сём, смеётся – наугад.

Он весь – из озорства, побасенок, улыбок,

Случится коль чего – так он и горю рад.

А что судьба его – комедия ошибок…

Зато — костёр горит. Зато — дрова трещат.

* * *

На Хлебникове и воде…

А. Кабанов

На хлебе и Водкине день ото дня

Ты шепчешь: «Таким полюбите меня,

Небритого, в рваных трико.

Когда я весь в белом, навроде коня,

Чешу языком, словно твой Потебня –

Любить меня очень легко.

Когда обнимают меня все подряд,

Когда грантоед я, когда кандидат –

Всё это лишь морок и взвесь.

Когда я вливаю в себя наугад,

И виски, и хеннеси, и суррогат –

То в этом я тоже не весь.

Когда я на кухне шепчу этот бред,

И рифмы проходят парадом планет –

Хотят этот мир изменить…

Нужны мне бумага, чернила и свет,

Мне нужно мгновение, несколько лет…

Тогда – может быть, может быть…

Нельзя обойтись парой вежливых фраз,

Решается всё только здесь и сейчас -

Нельзя оставлять на потом.

А то – не признает поэта Пегас,

А то – позабудет поэта Парнас,

А то ведь – останусь скотом…»

* * *

Внезапно замолчали соловьи

Напившись неба, захлебнувшись высью…

- Иванушка, не пей из колеи,

Тойотой станешь, хондой, мицубисью!

Но выпало всем сёстрам по серьгам,

Алёнушку везла калина лада

По всем семи холмам, по всем кругам

По всем развязкам дантовского МКАДа.

* * *

Если пароль «хапёр», то отзыв «хапёр инвест».

Нас с тобой два раза один Мавроди не съест.

Мы начинали с «андроповки», «Распутин» подмигивал нам,

Вот бережёт же память весь этот хлам!

Память, кстати, того — лотерея-тире-решето.

Или не вспомнишь, или вспомнишь не то…

Как уронили Брежнева или как

Бегал за сдобой и потерял пятак,

Или безумно невкусный и рыбий жир,

В старом почтовом ящике «Новый мир»…

Был и Высоцкий жив, и Лобановский жив,

Были у книжек серьёзные тиражи…

Были талоны, и деньги, которых нет…

Всё будет о’кей, встречай меня в «домодед…»

ФЕОДОСИЯ

Искупаться лишь раз, в самый первый день,

(Айвазовского видел, у Грина был),

Сесть куда потише, забиться в тень,

И не вспоминать то, что позабыл.

Покупать на рынке вино, кизил,

Прямо в тапках ходить встречать поезда,

И о том, что что-то там позабыл,

Позабыть уже навсегда.