Marta Ribera entrevista a Raphael en Habitacion 623. 2007

МАРТА РИБЕРА И РАФАЭЛЬ. 2007

Журналистка говорит Марте, что она, кажется, в течение двух лет выступала с Рафаэлем на сцене, это было как раз перед операцией. Он тогда уже чувствовал себя плохо.

Ж. - Как он переносил это?

М. - Он "монстр", это правда, он чувствовал себя плохо, но продолжал работать даже больше, чем кто бы то ни было.

Журналистка спрашивает, как Марта относится к Рафаэлю.

М. - С большим уважением, потому что у него такой опыт, такая карьера, но на сцене он тебе позволяет действовать по-своему, он очень великодушный.

Ж. - С кем у него больше общего: с Джекиллом или с Хайдом?

М. - Конечно, с Джекиллом.

Серхио Дальма прощается с Рафаэлем.

Марта и Рафаэль приветствуют друг друга. Марта говорит, что ее попросили задать Рафаэлю несколько вопросов.

Pафаэль. - Только легких.

М. - Они очень легкие, клянусь.

М. - Итак, мы с тобой вместе выступали в "Джекилле и Хайде", не знаю, помнишь ли ты это...

Р. - Сколько раз я тебя убивал?

М. - Ты меня убивал 200-300 раз примерно... Но я еще жива. Ты исполнял роль мистера Джекилла, который превращался в мистера Хайда... У всех есть своя хорошая сторона и плохая, хоть мы это отрицаем...

Р. - Я думаю, что мы постоянно показываем то хорошую, то плохую свою сторону...

М. - Да, хотя и пытаемся это отрицать. Так как я не уверена, что видела обе твои стороны, я задам тебе несколько вопросов, чтобы раскрыть то, что наиболее скрыто у тебя, наиболее неожиданно. В работе – какая твоя хорошая сторона, а какая – плохая? Я имею в виду не лицо, а качества, плохие качества, если они, конечно, есть у тебя.

Р. - Физически нет.

М. - Не физически, а в работе.

Р. - В работе, я думаю, что самое лучшее мое качество – это, прежде всего, дисциплина.

М. - Я подтверждаю.

Р. - Я абсолютный раб дисциплины в работе. Не переношу недисциплинированных артистов, тех, которые не держат слова. Я считаю, что публика заслуживает огромного уважения, поэтому артист должен быть сознательным. Иногда нам не хочется делать что-то, но мы должны. Так что дисциплина для меня – основа всего.

М. - Если ты на самом деле делаешь то, что тебе нравится, и ты посвятил себя этому, это твоя работа...

Р. - Если не хочешь, делай что-нибудь другое: есть масса всяких дел...

М. - То есть дисциплина в работе – самое важное для тебя. Я работала с тобой и знаю, что ты следуешь этому... Ты дружелюбный, Рафаэль?

Р. - Да, очень.

М. - А в чем ты индивидуалист?

Р. - Вообще-то, хотя в последнее время меньше, – во всем, что касается моей карьеры. Сейчас мне больше, чем раньше, нравится сотрудничать с кем-то, мне нравится иметь товарищей и делать что-то вместе. Потому что раньше я очень свою свободу оберегал. А сейчас мне нравится, что есть возможность делать что-то совместно с другими.

М. - А вообще ты скромный?

Р. - Не знаю, Марта, мы, артисты, все имеем некоторую дозу тщеславия и, между прочим, это очень хорошо. Если ты его контролируешь, то это хорошо. Конечно, если его не слишком много, тогда оно уже мешает. Так что нужна уверенность, чтобы выйти и сказать: господа, я умею это делать – сказать про себя – я умею это делать и покажу это. Это вполне нормально, я думаю, – немного тщеславия. Даже необходимо.

М. - А в семье – какой ты, когда тебе хорошо, и какой, – когда плохо?

Р. - Когда мне плохо, я стараюсь скрыть это. Ведь никто не должен – именно потому, что очень меня любят – страдать из-за меня, почему бы то ни было. Я человек достаточно общительный и открытый, когда мне хорошо, я стараюсь слушать и принимать участие во всем. Но если мне плохо, хотя в последнее время очень редко это бывает, но если плохо, то я это скрываю.

М. - Какой из твоих недостатков мог бы более всего удивить нас?

Р. - В глубине души я ленивый...

М. - Ты – ленивый?!

Р. - Да, ленивый. И робкий. Очень застенчивый. То, что происходит на сцене, это немного маска для людей. Но внутри я очень застенчивый.

М. - Робкий и ленивый?

Р. - И ленивый. Дело в том, что я не даю себе времени думать о вещах дважды. Если появляется возможность что-то делать, я делаю, а то, если начну думать, то сразу начинаю сомневаться...

М. - Это большое везение, что у тебя есть твой талант, потому что многие люди, если бы были ленивыми и не имели то, что есть у тебя, то у них ничего бы не вышло. Но если есть талант, то иногда не нужно прилагать больших усилий.

Р. - Может быть. Кроме того, я человек очень настойчивый, потому что я Телец.

РАЗГОВОР ЖУРНАЛИСТКИ С ПАКО ГОРДИЛЬО

Журналистка спрашивает Пако, сколько лет назад он начал представлять Рафаэля.

Пако говорит, что не помнит уже, так это было давно. Он был тогда студентом, учился на инженера, а у его отца была Академия и музыкальное издательство. И вот туда пришел этот мальчик со своей матерью. Отец сказал, что он поет просто нереально, но сам Пако его не слышал тогда. Потом у него был офис, а рядом было заведение, где было пианино, и Рафаэль там репетировал. И вот однажды Пако зашел туда и услышал Рафаэля. Он спросил, кто это. Ему сказали, что это Рафаэлито, он учится у его отца. Когда вошел отец, то Пако сказал ему, что уверен в двух вещах, которые, кстати, обе случились потом с Рафаэлем: или его забросают помидорами, или на руках будут носить.

Журналистка сказала, что последний раз Пако, кажется, виделся с Рафаэлем на его дне рождения, так что, наверное, будет рад поговорить с ним.

Разговора Пако Гордильо с Рафаэлем отсутствует.

Рафаэль и Марта прощаются. Рафаэль дарит ей диск Мануэля.

РАЗГОВОР ЖУРНАЛИСТКИ С СЕРХИО ДАЛЬМА

Журналистка спрашивает Серхио, что он как специалист думает о вокальной технике Рафаэля.

Серхио отвечает, что Рафаэль, по-видимому, должен очень заботиться о своем голосе, потому что ритм жизни у него очень напряженный, и это очень трудно после всех этих лет, после того, что произошло с ним.

Журналистка спрашивает об их отношениях, дружат ли они.

Серхио говорит, что, конечно, знал Рафаэля – кто же не знает его, он слышал его, он смотрел все фильмы, но познакомился с Рафаэлем, когда тот пригласил его на Рождественскую передачу, потом еще на одну. После этого они подружились, стали общаться, Рафаэль присылает sms-ки, мол, как дела. Он очень внимательный.

Журналистка желает, чтобы Серхио сделал дуэт с Рафаэлем.

***

Серхио входит в комнату, здоровается и говорит, что очень рад видеть Рафаэля вживую, а то все время смс-ки.

Серхио показывает листы бумаги и говорит, что это "шпаргалка", потому что он все время забывает слова.

- А ты, бывает, забываешь слова песен?

Рафаэль говорит, что это постоянно бывает, но он в этом случае совершенно не смущается и не останавливается, а просто придумывает новые.

С. - Когда ты находишься на гастролях, то голос… ты знаешь, это такой деликатный инструмент, на него влияет все – душевное состояние, обстановка, температура...

Р. - Когда ты доволен, то поешь по-другому, чем, когда что-то нехорошо у тебя.

С. - А когда ты заболел, ты боялся, что это повлияет на голос?

Р. - На голос – нет, но на работу – да, боялся. Я помню, что уже через два-три месяца после операции спросил доктора Морено, смогу ли я петь. А он мне ответил: "Разве ты не певец? Ну, так пой. Кто тебе запрещает? Какое отношение операция к этому имеет? Ты сам почувствуешь, когда сможешь начать работать".

С. - Значит, ты чувствовал страх?

Р. - Не страх, а настоящий ужас. Потому что я думал, что он меня спас от одной жизни, но в другой – что я буду делать? Я боялся за себя, потому что, когда я чувствую себя хорошо, то я борюсь с трудностями, я могу их преодолевать, я не боюсь их. Я верю, что, работая, можно всего достичь.

С. - Когда я с тобой работал, то видел, что ты – человек очень позитивный, большой оптимист.

Р. - Да, ты прав, я – оптимист.

С. - И если говорить о будущем, что ты собираешься делать?

Р. - Собираюсь работать, как всегда. Буду делать что-то новое, и придет день – не скоро еще, – когда я не появлюсь снова. Не появлюсь, потому что так решит мое внутреннее зеркало. Это внутреннее зеркало, которое все должны иметь, но никто не может купить, это не то зеркало, куда ты смотришь, чтобы узнать, хорошо ли побрился. Это когда ты понимаешь, что больше не можешь делать то, что делал. Потому что многие хотят делать то, что не могут. Нужно уметь спросить себя: предположим, я архитектор. Я гожусь для этого? Нет. Тогда для чего я существую? Так вот, как только мое внутреннее зеркало скажет мне: Рафаэль, все. Тогда я возьму свою жену, и мы поедем в путешествие.

С. - Ты думаешь, что сможешь проводить дни без пения?

Р. - Я много дней провожу без пения. Я имею в виду, что пою только на сцене. А ты поешь дома?

С. - Иногда, некоторые вещи.

Р. - Я – нет. Я завидую моим товарищам, которые, приходя домой, берут гитару и поют. Не знаю, мне как-то стыдно.

С. - Я иногда пою, но обычно это песни других исполнителей, а свои собственные не пою.

Р. - Иногда я подпеваю, слушая, как поют другие, кто мне нравится, и то редко. Но сам пою только на сцене. Даже не репетирую никогда. Нет, сейчас иногда репетирую, когда на сцене – только пианино и я.

С. - А если ты куда-то приходишь, и слышишь себя, как ты поешь где-то, то как ты реагируешь...

Р. - Я стараюсь уйти или выключить. Когда я еду в машине и слушаю радио, то, если слышу себя, переключаю. Потому что я слышу все недостатки. Кроме того, я сразу вспоминаю ситуацию, в которой все это происходило.

С. - То есть петь и слушать – это разное...

Р. - Слушать – это абсолютно другое. Когда я первый раз услышал то, что записал на "Philips", то просто испугался. Я спросил: это кто, я? Я ведь раньше не слышал себя в записи. Мне показалось, что это ужасно.

РАЗГОВОР С ЭНРИКЕ БУНБУРИ

Энрике. - Как ты считаешь, публика изменилась?

Р. - Да, конечно. Сейчас люди имеют возможность смотреть и слушать многое дома, поэтому люди старшего возраста реже ходят на концерты. На концертах сейчас самые старшие сорокалетние, а в основном люди 25-30 лет.

Э. - В Испании есть музыканты и зрители также, которые считают, что Рафаэль – консерватор. Также иногда считают, что ты принадлежишь к другому поколению, ты – из другой эпохи... я скажу, хотя тебе, я знаю, это не нравится... из эпохи Франко. Рафаэля считают франкистом. В Мексике и в других латиноамериканских странах, мне кажется, нет такого мнения о тебе.

Р. - Нет.

Э. - Я думаю, что молодые люди быстрее поняли тебя, отнеслись без предубеждения.

Р. - Наверное, везде, в общем-то, одинаково, но, возможно там меньше обращают внимание на то, что было в прошлом, потому что это абсурд. Я всего лишь жил в те времена, когда мне пришлось жить. И тогда, при Франко, и при правительствах, которые были потом, и при короле… и при тех правительствах, которые еще будут, хотя я всем желаю здоровья... Потому что это абсурд – классифицировать человека по тому времени, когда он жил. Музыка есть музыка... всегда.

Сейчас, например, я записываю твои вещи... "Ven y camina conmigo"...

Э. - Эта хорошая, правда?

Р. - Замечательная!

Э. - Мне очень нравится. Ты уже пробовал записывать ее?

Р. - Уже записана фонограмма. Я скоро буду записывать голос.

Э. - Как это происходит, как ты выбираешь песни? Сейчас уже нет ни великих аранжировщиков, ни поэтов, ни композиторов...

Р. - Что ты, конечно есть. Дело в том, что мне нравится все время идти вперед, эволюционировать. Это не изменения, я говорю о постоянном развитии. Я очень требовательный, поэтому эволюционирую все время. Когда я тебя услышал впервые, это было – как удар. "Ven y camina conmigo" – номер один, без сомнения. Это не значит, что я оставил в стороне моих, так сказать, "классиков". Совсем недавно я записывался с Мануэлем Алехандро в Севилье. И Маноло тоже будет на этом диске, это само собой разумеется. Роберто Ливи тоже. Но работа с тобой – это и есть мое эволюционирование постоянное. Зрители должны заметить, что я пою совсем другие вещи. Мне это нравится – очень, очень, очень. Есть песни очень хорошие, среди них – шесть твоих.

Э. - Шесть моих?

Р. - Да.

Э. - Я не знаю, как благодарить тебя за это.

Р. - Подожди, вот выйдет диск, может, ты еще не будешь благодарить...

Э. - Я думаю, что буду.

Дальше – прощание и обмен любезностями.

Перевод Надежды
Опубликовано на сайте 31.08.2010